Как это было недавно, как это было давно. В начале 1990-х годов, на общественных началах (тогда такое было возможно) я работал в аналитической группе при Президентском совете. Группа составляла разные аналитические записки, которые, как правило, никто не читал. Или читали и откладывали в сторону. Тогда и пришла мне в голову идея, с которой поделился со своими коллегами.
Я предложил, чтобы все представители власти, все чиновники, все бизнесмены, заполняли декларацию о доходах и об имуществе. Вы скажите, ничего оригинального, такая практика существует во всём мире. Согласен, но я предлагал, чтобы никакой финансовый инспектор не имел права её оспаривать. Что написал, то написал. И чтобы так продолжалось и год, и два, и десять. Только с одним условием, чтобы списки эти были публичными, чтобы они были известны всей стране. Чтобы их обсуждали как результаты спортивных состязаний, кто первый, кто десятый, а кто сотый.
В чём был смысл моих предложений? Чтобы возникло в обществе ненужное возбуждение? Чтобы огромное количество людей задало себе вопрос, а откуда у них такие огромные средства? Чтобы могли потребовать у них ответа? Одним словом, чтобы возбудить у всех, кто не так богат, классовое чувство отмщения?
Смысл моего предложения был прямо противоположным: я считал, что, во-первых, публичность эффективнее контроля. А во-вторых, без легитимных богатых, общество теряет свою устойчивость.
Нет ничего опасней и страшней классового чувства, и того, на что оно способно, в результате плебейски понятой справедливости.Человечеству это известно давно, намного раньше времён великого революционера Дантона, по существу, теоретика классового отмщенья безо всяких судейских проволочек. Позже, фанатичные приверженцы Дантона в одной шестой земного шара, почти 70 лет убеждали нас, в справедливости пролетарского классового террора. То, что справедливо для буржуазии, не может быть справедливым для пролетариата. Пролетариат всегда свободен в своих поступках, какими бы они не были. По этой логике, если взрыв народного негодования сопровождается мародёрством, это также следует считать справедливым. Богатство всегда неправедное, а бедняки всегда правы, вот и весь разговор.
Во все времена существовал такой порыв обездоленных: «немедленно отнять нажитое неправедным путём. Наказать, расстрелять, отрубить руку, а лучше сразу голову». Сколько подобных баек мы слышали и продолжаем слышать: в Иране отрубали руки и тем самым искоренили воровство (представьте себе: вокруг тебя ходят люди с отрубленными руками, а ты чувствуешь удовлетворение, зато «больше не украдут»); турки-османцы повесили в Баку несколько человек и тем самым искоренили мародёрство (наверно, поэтому мы до сих пор такие честные). Подобных примеров пруд пруди. Плебейски-классовое чувство легко подхватывает подобные байки, это своеобразная сублимация их скрытых комплексов, которые долго зреют в недрах коллективного бессознательного, готовые выплеснуться, как только представиться возможность.
Так в чём же был смысл моих предложений тогда, что же изменилось с тех пор?
В те годы, я чувствовал, общество взбудоражено. Оно жаждет изменений. Но оно вышло из советской «шинели», из советского массового общества, с идеологией массовых оценок и массовых приговоров, и не привыкло ни к серьёзному социальному расслоению, ни к серьёзной имущественной дифференциации. При таком общественном сознании власть не может быть устойчивой. Как и в некоторых азиатских, африканских и латиноамериканских странах, власти грозят постоянные перевороты. И каждый раз, будет перевешивать чувство отмщенья, для которого не существует доводов разума.
Во многом, я был прав, хотя далеко не во всём. Насчёт советской «шинели», массового общества, слабой власти, я оказался прав. Но не предполагал, что придёт власть столь же безнравственная, сколь и устойчивая. Какие там перевороты, никакой ротации, никакого переизбрания, должности на всю жизнь, должность для персон, а не персоны для должности, впору переходить на символический язык: Он, Финансист, Силовик, Поэт, Леди, даже Оппозиционер, если нужна демократия.
Всего этого предвидеть не мог, хотя, если вдуматься, ничего неожиданного. Сумасшедшие, свалившиеся с неба, деньги, низкий порог нравственности, отсутствие сословных, или, каких-либо иных принципов чести, самоуверенность властей, инфантильность общества, не способного сопротивляться, всё это с неизбежностью должно было сформировать подобную кланово-мафиозную структуру власти, с идеологией жизни по понятиям, и растерявшееся и разочаровавшееся во всех и во всём общество. Не смог предвидеть, потому что сам вырос из советской «шинели», потому что был наивен, не понимал, что из ничего «ничего» не возникает, что право выше справедливости, а оно не создаётся с чистого листа.
Так что же, сегодня, после всего того, что произошло за последние 15 лет, мои предложения потеряли смысл? Как ни странно, не потеряли. Конечно, общество стало другим, более циничным и более разуверившимся. Возможно, мои предложения, пока несбыточны, но убеждён, перепрыгнуть через них (несомненно, в более чёткой правовой форме), не удастся. Поскольку невозможно перепрыгнуть через легализацию всех сфер жизни. И, прежде всего, через легализацию богатых и богатства.
Об этом в следующий раз.
Точка зрения, изложенная в статье, является личным мнением автора
Я предложил, чтобы все представители власти, все чиновники, все бизнесмены, заполняли декларацию о доходах и об имуществе. Вы скажите, ничего оригинального, такая практика существует во всём мире. Согласен, но я предлагал, чтобы никакой финансовый инспектор не имел права её оспаривать. Что написал, то написал. И чтобы так продолжалось и год, и два, и десять. Только с одним условием, чтобы списки эти были публичными, чтобы они были известны всей стране. Чтобы их обсуждали как результаты спортивных состязаний, кто первый, кто десятый, а кто сотый.
В чём был смысл моих предложений? Чтобы возникло в обществе ненужное возбуждение? Чтобы огромное количество людей задало себе вопрос, а откуда у них такие огромные средства? Чтобы могли потребовать у них ответа? Одним словом, чтобы возбудить у всех, кто не так богат, классовое чувство отмщения?
Смысл моего предложения был прямо противоположным: я считал, что, во-первых, публичность эффективнее контроля. А во-вторых, без легитимных богатых, общество теряет свою устойчивость.
Нет ничего опасней и страшней классового чувства, и того, на что оно способно, в результате плебейски понятой справедливости.
Я считал, что, во-первых, публичность эффективнее контроля. А во-вторых, без легитимных богатых, общество теряет свою устойчивость
Во все времена существовал такой порыв обездоленных: «немедленно отнять нажитое неправедным путём. Наказать, расстрелять, отрубить руку, а лучше сразу голову». Сколько подобных баек мы слышали и продолжаем слышать: в Иране отрубали руки и тем самым искоренили воровство (представьте себе: вокруг тебя ходят люди с отрубленными руками, а ты чувствуешь удовлетворение, зато «больше не украдут»); турки-османцы повесили в Баку несколько человек и тем самым искоренили мародёрство (наверно, поэтому мы до сих пор такие честные). Подобных примеров пруд пруди. Плебейски-классовое чувство легко подхватывает подобные байки, это своеобразная сублимация их скрытых комплексов, которые долго зреют в недрах коллективного бессознательного, готовые выплеснуться, как только представиться возможность.
Так в чём же был смысл моих предложений тогда, что же изменилось с тех пор?
В те годы, я чувствовал, общество взбудоражено. Оно жаждет изменений. Но оно вышло из советской «шинели», из советского массового общества, с идеологией массовых оценок и массовых приговоров, и не привыкло ни к серьёзному социальному расслоению, ни к серьёзной имущественной дифференциации. При таком общественном сознании власть не может быть устойчивой. Как и в некоторых азиатских, африканских и латиноамериканских странах, власти грозят постоянные перевороты. И каждый раз, будет перевешивать чувство отмщенья, для которого не существует доводов разума.
Во многом, я был прав, хотя далеко не во всём. Насчёт советской «шинели», массового общества, слабой власти, я оказался прав. Но не предполагал, что придёт власть столь же безнравственная, сколь и устойчивая. Какие там перевороты, никакой ротации, никакого переизбрания, должности на всю жизнь, должность для персон, а не персоны для должности, впору переходить на символический язык: Он, Финансист, Силовик, Поэт, Леди, даже Оппозиционер, если нужна демократия.
Всего этого предвидеть не мог, хотя, если вдуматься, ничего неожиданного. Сумасшедшие, свалившиеся с неба, деньги, низкий порог нравственности, отсутствие сословных, или, каких-либо иных принципов чести, самоуверенность властей, инфантильность общества, не способного сопротивляться, всё это с неизбежностью должно было сформировать подобную кланово-мафиозную структуру власти, с идеологией жизни по понятиям, и растерявшееся и разочаровавшееся во всех и во всём общество. Не смог предвидеть, потому что сам вырос из советской «шинели», потому что был наивен, не понимал, что из ничего «ничего» не возникает, что право выше справедливости, а оно не создаётся с чистого листа.
Так что же, сегодня, после всего того, что произошло за последние 15 лет, мои предложения потеряли смысл? Как ни странно, не потеряли. Конечно, общество стало другим, более циничным и более разуверившимся. Возможно, мои предложения, пока несбыточны, но убеждён, перепрыгнуть через них (несомненно, в более чёткой правовой форме), не удастся. Поскольку невозможно перепрыгнуть через легализацию всех сфер жизни. И, прежде всего, через легализацию богатых и богатства.
Об этом в следующий раз.
Точка зрения, изложенная в статье, является личным мнением автора
